«…Нет даже и домашнего очага, ничего такого, что привязывает, что пробуждает ваши симпатии, вашу любовь; ничего устойчивого, ничего постоянного; всё течёт, всё исчезает, не оставляя следов ни во-вне, ни в вас. В домах наших мы как будто определены на постой; в семьях мы имеем вид чужестранцев; в городах мы похожи на кочевников, пасущих стада в наших степях, ибо те более привязаны к своим пустыням, нежели мы к нашим городам».
П. Я. Чаадаев
«За неделю до Петрова дня по приказу прохвоста все стали говеть. Обыватели ждали расправы. На следующий день после празднования памяти Петра и Павла градоначальник с топором в руке кинулся в городническое правление. Обыватели бросились за ним. Началась работа разрушения жилищ горожан».
М. Е. Салтыков-Щедрин
Планы Угрюм-Собянина по поквартальному сносу тысяч домов, в которых проживают более полумиллиона семей, – это не только освоение средств капитального ремонта, часть которого планируется бросить на это строительство, это не только освоение бюджета города, и это не только доходы и доли от коммерческой застройки территорий Москвы и переуплотнения её жителей. Всё это, конечно, правда, и об этом написали многие. Но у всей этой истории есть огромный социальный и политический подтекст.
Собянинские новостройки
Много ли у нас собственников, кто владеет землями, домами, квартирами более двух поколений, трёх? Много ли найдётся наследников земли прадеда? Русский человек ещё с киевских времён привыкал к нашествиям кочевников — придут, сожгут, уничтожат, разграбят, убьют если не спрячешься. Какой смысл обустраиваться на века? Об этом писал ещё Ключевский. Но если удавалось прожить на одном месте долго, тем же составом жителей и их потомков, то город обрастал своей историей, топонимикой, слободами, воспоминаниями, традициями, и конечно, требованиями к власти. С укоренённым городом нельзя просто так ничего сделать. Потому первой мерой, которую применил Иван Третий к покорённому Новгороду, было переселение сотен семей горожан по другим городам России: оторвать от корней, от собственности, разорвать связи между людьми. Иван Грозный прикончит Новгород окончательно, просто уничтожив. Но в город приедут новые жители, и магия истории уже в 19-м веке заставит новых новгородцев наложить вето на изображение Грозного на памятнике «Тысячелетие России». И император не сможет с этим не посчитаться.
Москва пережила Смуту начала 17-го века и отстроилась, фрондировала в оппозиционности Петербургу в 18-м веке, патриотично пережила пожар 1812-го года — и строилась, строилась, строилась. К старым москвичам добавлялись новые, и уже через поколение они становились коренными и любящими город жителями. Москва была пёстрой, консервативной, неофициальной, буйной, оппозиционной, торговой, либеральной, была живой. Хаос строительства придавал ей неповторимость, но и в этом хаосе она менялась к современности, сохраняя краски и буйство, приобретая черты города модерна. Постепенство преобразований улиц, архитектуры, не уничтожение, а добавление, усовершенствование — открывало перед Москвой перспективы стать одним из самых развитых, гармоничных, пёстрых и современных городов Европы в 20-м веке. На Тверской памятник генералу Скобелеву, Долгоруковская улица в память о лучшем губернаторе, модерн Московской окружной железной дороги, свободная торговля, доходные дома, проекты метро и современная архитектура в сочетании с деревянными особняками, садами, купеческими дачами в Сокольниках, промышленность и передовые дома для рабочих — такой Москва встретила трагедию 17-го года.
Вид на современный Рим
Революционная смена населения, ликвидация городского самоуправления, данного Великими реформами. Потом по Москве прокатились кровавые 30-е. Затем 41-й, фронт, огромные потери народного ополчения, опять наплыв новых жителей, опять ничего устоявшегося. И только с послевоенного времени Москва перестаёт количественно терять жителей, всё стабилизируется, хотя мы получаем переселение центра, индустриальное строительство микрорайонами. Именно в это время закладывается диспропорция в расселении жителей. Однако люди массово получают квартиры, обустраиваются на новых местах в городе, сажают деревья, цветники, а их дети опять коренные москвичи, а там, где был в конце 60-х пустырь, — теперь Берёзовая роща. Город не без потерь. Столичный статус вырвал у Москвы сотни исторических памятников, кварталов — чего стоило строительство Нового Арбата или массовые сносы перед Олимпиадой-80. Москва переживала насилие, зализывала раны, но там, где рвение и новшества власти задерживались чуть более чем на 20-30 лет, вдруг складывались местные сообщества, возникало соседское чувство, взаимопомощь, местный районный патриотизм, неистребимое стремление человека налаживать жизнь вокруг себя.
Судя по тому, что вытворяет московская власть, она, видимо, считает необходимым для того чтобы людьми управлять, их нужно лишить корней, семейной истории, исторических памятников, собственности, привязанности к земле, постоянного места жительства: дабы слишком не укоренились, не более 50 лет на одном месте чтобы, и ничего на века. Приехать в европейский город и десятилетие за десятилетием обнаруживать там всё на своих местах – это роскошь для москвичей, так считает московская власть. Кафе сто лет на одном месте? Магазин? Квартира? Дом? Яблоня, посаженная прадедом? Нет, власть хочет перемещать жителей миллионами с места на место, ничего постоянного, всё временное, искусственное, чужое, пластиковое. И не просто перемещать, а ещё и натравливать одних жителей против других, москвичей против гостей, двор против двора, шлагбаум, забор, вахтёры, пропускной режим, пешеходов с автовладельцами, коммерсантов и пенсионеров. Разделяй, властвуй, перемещай, сливай школы, поликлиники, закрывай больницы, разрушай сложившиеся коллективы, ставь дурных начальников, изгоняй с муниципальной службы москвичей, ставь на должности зависимых от высокого начальства самодуров. Вот «секрет» управления. Не забудем при этом, что для этой кочевой власти Москва и москвичи не только объект ненависти, но и возможность обогащения.
Дезорганизация общественной жизни, разрушение профессиональных, соседских сообществ, борьба с любой инициативой, выходящей за пределы чиновничьей инструкции, – способ подавления самоорганизации горожан. И миграционные потоки в город, скученность жизни, переселение в Москву половины России, превращение жителей города в манипулируемую властями массу очень облегчает задачу власти.
Вид на современную Москву
Город сопротивляется этой чуждой для себя власти, надеется, что переживёт и это нашествие, и эту администрацию. Но силы пока не равны у тех, кто хочет для города изменений постепенных, органичных, с заменой ветхого на красивое, с сохранением собственности, привычки к своему району, его кварталам, аллеям, магазинам, соседям.
Переживём ли грядущие изменения облика города? Просто переждать уже не получится. Впереди выборы мэра Москвы и не за горами выборы Московской городской думы, а в этом сентябре предстоят выборы муниципальные. Мы, москвичи, кому дорог наш город, наши исторические корни, наша привычная жизнь, — должны сформулировать свою собственную программу сохранения и развития города. Мы – люди, мы хотим жить в домах, а не в термитнике, как насекомые. Те, что превратили Тверскую 13 не в мэрию, не в дом губернатора, а в ханский шатёр, так не считают, нас не слышат и наших слов не понимают. Сможем предложить альтернативу – сохраним Москву и столичное достоинство.
В 1380-м году Дмитрий Донской собрал наших соотечественников у церкви Всех святых на Кулишках и отправился в поход. «На Куликово поле пришли москвичи, серпуховчане, ростовчане, белозерцы, смоляне, муромляне и так далее, а ушли с него – русские», так и нам скоро предстоит выйти из домов своих ховринцами, тимирязевцами, строгинцами, перовцами, гагаринцами, тропарёвцами, а вернуться в них москвичами. Хватит платить дань Мамаю. А потом ещё и не дать Тохтамышу сжечь Москву. Но это уже следующая задача.
Сергей Григоров, сопредседатель партии Демвыбор
http://grigorov.pro/kochevie-v-gorode/
